«Великие милости вашего сиятельства ко мне, источник благополучия моего»: письма к разным лицам

1771, февраль. Из письма ротмистру И. Вагнеру

… А кто в воинском искусстве мудр, то над сим предосторожность, а не торопливость, свыше же резерва называется усилие, то есть что и без сего начальник войска по его размеру искусства и храбрости сильным быть себя почитает. Сикурс, опасность и протчие вообразительные во мнениях слова служат бабам, кои боятся с печи слезть, чтоб ноги не переломить, а ленивым, роскошным и тупозрячим для подлой обороны, которая по конце худая ли, добрая ли, рассказчиками також храброй называется <…>. Как не стыдно и на некоторое мое отсутствие голову потерять! Неужли то вы начинаете пить кофей и играть в тавлей. Китаев окончит дело с пленными до Бялы, прикажите, весьма очуждившуюся Пулавскую пехоту экзерцировать на ноге моего известного Суздальского учреждения; драгун же паче эволюциям и маневрам, пехотою по кавалерийскому, да и на конях; тоже не забывайте и ваших кирасир…

Генерал-майор Александр Суворов

1772, ноябрь, Крейцбург. Письмо А. И. Бибикову

Животное, говорю я, нам подобное, привыкает к трудам, пусть даже заботам сопряженным, и лишившись их, почитает себя бессмысленной тварью: продолжительный отдых его усыпляет. Как сладостно мне воспоминать прошедшие труды! Служа августейшей моей Государыне, я стремился только к благу Отечества моего, не причиняя особенного вреда народу, среди коего я находился. Неудачи других воспламеняли меня надеждою. Доброе имя есть принадлежность каждого честного человека, но я заключал доброе имя мое в славе моего Отечества, все деяния мои клонились к его благоденствию. Никогда самолюбие, часто послушное порывам скоропреходящих страстей, не управляло моими деяниями. Я забывал себя там, где надлежало мыслить о пользе общей. Жизнь моя суровая школа, но нравы невинные и природное великодушие облегчали мои труды: чувства мои были свободны, а сам я тверд.
... Теперь изнываю от праздности, привычной тем низким душам, кои живут для себя одних, ищут верховного блага в сладостной истоме и, переходя от утех к утехам, находят в конце горечь и скуку.
... Трудолюбивая душа должна всегда заниматься своим ремеслом: частое упражнение так же оживотворяет ее, как ежедневное движение укрепляет тело.

1790, 7 декабря, Измаил

от Генерал-Аншефа и кавалера Графа Суворова-Рымникского Превосходительному Господину Сераскиру Мегамету-паше Айдозле, командующему в Измаиле; почтенным Султанам и прочим пашам и всем чиновникам.

Приступая к осаде и штурму Измаила российскими войсками, в знатном числе состоящими, но, соблюдая долг человечества, дабы отвратить кровопролитие и жестокость, при том бываемую, даю знать чрез сие Вашему Превосходительству и почтенным Султанам! И требую отдачи города без сопротивления. Тут будут показаны всевозможные способы к выгодам вашим и всех жителей! О чем и ожидаю от сего чрез двадцать четыре часа решительного от вас уведомления к восприятию мне действий. В противном же случае поздно будет пособить человечеству, когда не могут быть пощажены не только никто, но и самые женщины и невинные младенцы от раздраженного воинства, и за то никто как Вы и все чиновники пред Богом ответ дать должны.

Письмо Суворова принцу Кобургскому

Гарнизон состоял действительно из 35000 вооруженных людей, хотя Сираскир и получил провианту на 42000. Мы полонили: трех-бунчужного Пашу Мустафи, 1 Султана, сына Сираскова, Капиджи Башу, множество Бим-Башей и других чиновников. Всего 9000 вооруженных людей из коих в тот же день 2000 умерло от ран. Около 3000 женщин и детей в руках победителей. Тут было 1400 армян, всего 4285 христиан, да 135 жидов. Во время штурма погибло до 26000 турок и татар, в числе коих Сираскир сам, 4 Паши и 6 Султанов. Нам досталось 245 пушек и мортир, все почти литые, 364 знамена, 7 бунчугов, 2 санджака, превеликое множество пороху и других военных снарядов, магазины полные съестных припасов для людей и лошадей. Добычу, полученную нашими солдатами, ценят свыше миллиона рублей. Флотилия турецкая, стоявшая под батареями измаильскими, совершенно почти истреблена так, что мало осталось из оной судов, которые бы можно было, вычиня, употребить на Дунае.
Мы потеряли убитыми в приступе: 1 бригадира, 17 штаб-офицеров, 46 обер-офицеров, да 1816 рядовых. Ранено: 3 генерал-майоров, граф Безбородко, Мекноб и Львов, около 200 штаб- и обер-офицеров, да 2445 рядовых.

Письмо Г.А. Потемкину

Светлейший Князь Милостивый Государь!
Стены измаильские и народ пали пред стопами престола Ея Император-скаго Величества. Штурм был продолжителен и многокровопролитен. Измаил взят, слава Богу! Победа наша... Вашу Светлость честь имею поздравить.

Генерал Граф Александр Суворов-Рымникский Ч. 11 декабря 1790 году. Измаил.

1796, октябрь. Письмо А.И. Горчакову

О, как шагает этот юный Бонапарт! Он герой, он чудо-богатырь, он колдун! Он побеждает и природу и людей; он обошел Альпы, как будто их и не было вовсе; он спрятал в карман грозные их вершины, а войско свое затаил в правом рукаве своего мундира. Казалось, что неприятель тогда только замечал его солдат, когда он их устремлял, словно Юпитер свою молнию, сея повсюду страх и поражая рассеянные толпы австрийцев и пиемонтцев. О, как он шагает! Лишь только вступил на путь военачальства, как уж он разрубил Гордиев узел тактики. Не заботясь о числе, он везде нападает на неприятеля и разбивает его начисто. Ему ведома неодолимая сила натиска — более не надобно. Сопротивники его будут упорствовать в вялой своей тактике, подчиненной перьям кабинетным; а у него военный совет в голове. В действиях свободен он, как воздух, которым дышит; он движет полки свои, бьется и побеждает по воле своей!
Меж тем, покуда мир Европейский и тактика обновляются, я цепенею в постыдном бездействии; я изнемогаю под бременем жизни праздной и бесполезной.
Вот мое заключение:
Пока Генерал Бонапарт будет сохранять присутствие духа, он будет победителем; великие таланты военные достались ему в удел. Но ежели, на несчастье свое, бросится он в вихрь политический, ежели изменит единству мысли, — он погибнет.

1797. Письмо П.И. Багратиону

Князь Петр Иванович!
Графа Белегарда войски из Тироля придут под Александрию необученные, чуждые действия штыка и сабли. Ваше Сиятельство, как прибудете в Асти, повидайтесь со мною и отправьтесь немедля к Александрии, где Вы таинство побиения неприятеля холодным ружьем Белегардовым войскам откроете и их к сей победительной атаке прилежно направите. Для обучения всех частей довольно 2-х — 3-х раз, и коли время будет, могут больше сами учиться, а от ретирад — отучите. Наблюдите сие крепко и над российскими. Скорее возвращайтесь к своей команде.

Граф А. Суворов-Рымникский

1799, апрель. Письмо командующему австрийскими войсками генерал-фельдцейхмейстеру Меласу

До сведения моего доходят жалобы на то, что пехота промочила ноги. Виною тому погода. Переход был сделан на службе могущественному монарху. За хорошею погодою гоняются женщины, петиметры да ленивцы. Большой говорун, который жалуется на службу, будет, как эгоист, отрешен от должности. В военных действиях следует быстро сообразить — и немедленно же исполнить, чтобы неприятелю не дать времени опомниться. У кого плохое здоровье, тот пусть и останется назади. Италия должна быть освобождена от ига безбожников и французов: всякий честный офицер должен жертвовать собою для этой цели. Ни в какой армии нельзя терпеть таких, которые умничают. Глазомер, быстрота, стремительность! — на сей раз довольно.

Суворов

1787, декабрь, Кинбурн. Письмо дочери

Любезная Наташа!
Ты меня порадовала письмом от 9 ноября. Больше порадуешь, когда на тебя наденут белое платье; и того больше, как будем жить вместе. Будь благочестива, благонравна, почитай свою матушку Софью Ивановну; или она тебя выдерит за уши да посадит за сухарик с водицею. Желаю тебе благополучно препроводить Святки; Христос Спаситель тебя соблюди Новой и многие годы! Я твоего прежнего письма не читал за недосугом; отослал к сестре Анне Васильевне. У нас все были драки сильнее, нежели вы деретесь за волосы; а как вправду потанцевали, то я с балету вышел - в боку пушечная картечь, в левой руке от пули дырочка, да подо мною лошади мордочку отстрелили: насилу часов чрез восемь отпустили с театру в камеру. Я теперь только что поворотился; выездил около пятисот верст верхом, в шесть дней, а не ночью. Как же весело на Черном море, на Лимане! Везде поют лебеди, утки, кулики; по полям жаворонки, синички, лисички, а в воде стерлядки, осетры: пропасть! Прости, мой друг Наташа; я чаю, ты знаешь, что мне моя Матушка Государыня пожаловала Андреевскую ленту "За веру и верность". Целую тебя. Божье благословение с тобою.

Отец твой Александр Суворов

1790, май. Письмо дочери

...Сберегай в себе природную невинность, покамест не окончится твое учение. На счет судьбы своей предай себя вполне промыслу Всемогущего и, насколько дозволит тебе твое положение, храни неукоснительно верность Великой нашей Монархине. Я ея солдат, я умираю за мое отечество. Чем выше возводит меня ея милость, тем слаще мне пожертвовать собою для нея. Смелым шагом приближаюсь к могиле, совесть моя не запятнана. Мне шестьдесят лет, тело мое изувечено ранами, но Господь дарует мне жизнь для блага государства. Обязан и не замедлю явиться пред Его судилище и дать за то ответ. Вот сколько разглагольствований, несравненная моя Суворочка, я было запамятовал, что я ничтожный прах и в прах обращусь. Нет, милая моя сестрица, я больше не видал Золотухина, быть может, с письмом твоим блуждает он средь морских просторов, бурных и коварных. Деньги, данные на гостинцы, ты могла бы употребить на фортепьяны, если Софья Ивановна не будет против. Да, душа моя, тебе пойти будет домой. Тогда, коли жив буду, я тебе куплю лутче с яблоками и французские конфеты. Я больше живу, голубушка сестрица, на форпостах, коли высочайшая служба не мешает, как прошлого году, а в этом еще не играли свинцовым горохом. Прости, матушка!
Милость Спасителя нашего над тобою.

Отец твой Г. А. С. Р.

1793, июль. Письмо А. Карачаю

Любезный мой крестник Александр!
Как человек военный вникай прилежно в сочинения Вобана, Кугорна, Кюраса, Гюбнера. Будь знающ несколько в богословии, физике и нравственной философии. Читай прилежно Евгения, Тюренна, записки Цезаря, Фридриха II, первые тома истории Роллена и "Мечтания" Графа Сакса. Языки полезны для словесности. Учись понемногу танцам, верховой езде и фехтованию.
Военные добродетели суть: отвага для солдата, храбрость для офицера, мужество для генерада, но они должны быть руководимы порядком и дисциплиной, управляемы неусыпностью и прозорливостью.
Будь чистосердечен с друзьями, умерен в нуждах и бескорыстен в поведении. Являй искреннюю ревность к службе своему Государю, люби истинную славу, отличай честолюбие от надменности и гордости, приучайся сызмальства прощать погрешности других и никогда не прощай их самому себе.
Обучай тщательно своих подчиненных и во всем подавай им пример. Упражняй непрестанно глас свой - только так станешь великим полководцем. Умей пользоваться положением места. Будь терпелив в трудах военных, не унывай от неудач. Умей предупреждать случайные обстоятельства быстротой. Различай предметы истинные, сомнительные и ложные. Остерегайся безвременной запальчивости. Храни в памяти имена великих мужей и подражай им с благоразумием в своих военных действиях. Неприятеля не презирай, каков бы он ни был. Старайся знать его оружие и способ, как оным действует и сражается; знай, в чем он силен и в чем слаб. Приучай себя к деятельности неутомимой, повелевай счастьем: один миг иногда доставляет победу. Счастье покоряй себе быстротою Цезаря, коий и средь бела дня умел своих неприятелей уловлять и окружать и нападал на них когда и где хотел. Не упускай пресекать неприятелям жизненные припасы, а своему войску учись всегда доставлять пропитания вдоволь. Да возвысит тебя Господь до геройских подвигов знаменитого Карачая!

1784, июль, с. Ундол. Письмо С.М. Кузнецову

Матвеич! Платье мое в Москве разобрать. 1. Что новое и мне поправлением годится, изготовить к отправке в Ундол. 2. Мне уже негодное, но иногда слугам - тоже к отправлению сюда. 3. Все ветхое мое платье никому не отдавать, не продавать, а сжечь на исправном очаге. 4. Книжки энциклопедик весь 1783 год (а всех 24 книжки) переслать ко мне при музыкантах и остальных вещах; тут будут и вещи бриллиантовые.
Не ленись всякую неделю мне писать кратко, да подробно и ясно - без дальних комплиментов. Садовнику Александре сверх положенного пайка порциону по копейке на день.

А. Суворов

1785, март. Письмо к управляющему С.Т. Румянцеву

Семен Трофимович.
Многие дворовые ребята у меня так подросли, что их женить пора. Девок здесь нет, и купить их гораздо дороже, нежели в вашей стороне. - Чего ради прошу вас, для них купить четыре девицы, от 14 до 18 лет, и как случится из крестьянок или из дворовых. На что употребите оброчные мои деньги от 150 и хотя до 200 р. Лица не очень разбирая, лишь 6ы были здоровы. О чем уже со мною более не переписываться.
Да не можно ль, государь мой, выбрать еще из моих крестьянских тако-ж дворовым людям в невесты девочку - другую, только чтоб то мужчинам было безобидно...
Сих девиц извольте отправлять в Ундол на крестьянских подводах без нарядов, одних за другими, как возят кур, но очень сохранно... Остаюсь с моим должным почтением.

А. Суворов.

1785, август. Из письма М.И. Поречневу

Не пропусти время в ундольском саду вместо подсохших березок насадить осенью новые, а коли можно, то и елками, а подле частокола метельником, чтобы оный со временем гуще разросся, был красив и пустых мест в нем бы не было. Також аллеи и дороги с куртинами липняком и кленником дополнить и украсить. К Ундолке-речке против ворот пришпектом по приличеству мест березками, липками, коли ж можно и елкою, а подле самой речки чаще ветлинником обсадить. Для этого попроси графа Воронцова садовника, чтобы он сад поправил, плодовые деревья подчистил и мастеру нашему Александре показал, как их и впредь подрезывать. Також какие есть в цветниках и огороде от из растениев семена собирать и плодов довольно запасти, а его, садовника воронцовского, по приличеству отблагодарить. Мяты, зеленой петрушки, особливо ж укропу высушить сколько можно больше и исправнее на зиму, равно и иных припасов зеленей. <…>
Ведай, что у меня денег нет; а долг есть, и год целый я тратился на церкви. Чем меньше мы издержим по Ундолу, тем больше, по уплате долга, останется нам денег на тамошние ризы к Божией церкви. Вот тебе, Поречнев, вся загадка, и можешь это объявить священникам. Смотри строго за благонравием, чтобы шалости все вывелись, чтобы ничто худое пред тобою затаено не было, как сущему на месте вместо меня, и по этому преимуществу ты можешь виноватого наказывать. Проси священников, чтобы и они тебе помогли. Им сделать рясы приличные, как у московских городских священников.